Лезвие бритвы (Иллюстрации Г. Бойко) - Страница 129

129

— Я рассказал те немногие загадки,которые видел сам,-закончил Рамамурти, — но сколько еще таких забытых отголосков прошлого. Через них мы поймем чувство жизни наших предков.

— Очень хорошо сказано- именно чувство жизни, — согласилась Тиллоттама, — а не так, как обычно — хватаемся за внешнее, за форму, содержание которой давно умерло, и приходим к пустой тоске. Не нужно так удивляться, — добавила Амрита с улыбкой, — разве одни мужчины имеют право читать Ауробиндо Гхоша?

— Я вовсе этого не подумал, только удивился.

— Чему же? Разве вы не говорили в прошлый раз,что тема изображения женщины и ее красоты- главная во всем искусстве Индии? Что миллионы ее статуй говорят о неизменном преклонении всего народа перед женским началом, а не только приверженцев культа Шакти? Если вы это понимаете, то почему же…

— Я не привык…- начал было Даярам и поправился:- Нет, вы не подумайте, я считаю, что наша женщина — это звезда Индии, опора и спасение нашего народа!

— Высокопарные слова и, как все высокопарное, лживые!- Тиллоттама рассмеялась недобро и презрительно.- Довольно, я слышала много о том, как у нас любят женщину. Вы с вашей сентиментальной звездой Индии, с женщиной в искусстве — что вы знаете о жизни, прекраснодушный муртикар?

Она замолчала, подняв голову.

Рамамурти растерянно смотрел на нее, не находя слов.

Тиллоттама ударила его очень больно, ибо для каждого настоящего художника грубое расхождение окружающей жизни с его идеалами — тайная и никогда не заживающая рана души.

— Да, это горькая правда!- наконец сказал он.

Тиллоттама внезапно смягчилась. С нежностью погладила плечо художника своей темной рукой, и ее браслеты скатились до локтя. Даярам вздрогнул от неожиданности.

— Глядя на ваше огорченное лицо, я вспомнила, что мужчины никогда не становятся совсем взрослыми.Может быть, в этом все дело? Но не будем углубляться в неприятное, у нас слишком мало времени. Расскажите немного о себе, вы такой интересный человек.

Даярам коротко рассказал о погибшем в войну отце- субадаре англо-индийской армии, о матери- учительнице, вырастившей его и двух его сестер.

— Раджастанец?

— Конечно, угадать нетрудно. А вы… вот вы — из Южной Индии. Майсур?

— Нет, не угадали. Траванкор-Кочин! Я из найяров.

— Повелитель Шива! Так вот откуда ваша свободная независимость! А я думал, что вы дочь магараджи!

— Вы все знаете! И в то же время совсем мало.

— Знаю,- заупрямился Даярам.- Даже то, что вас, найяров, считали четвертой кастой, а вы кшатрии, хотя и не носите священного шнура.

— Сдаюсь,- переходя от грустного тона к своей дразнящей усмешке, сказала Тиллоттама. — Нет, не сдаюсь. Найяры упоминаются еще в Махабхарате. Где?

Художник поднял обе руки над головой в шутливой просьбе пощады.

— В истории принца Сахадевы,который на юге встретился с царем Синечерным. В его царстве женщины были особенно прекрасны и пользовались не слыханной нигде моральной свободой, — важно сказала Тиллоттама.

— Что они и теперь особенно прекрасны,в этом нет никакого сомнения, — сказал Даярам на малаяламе — языке юга Малабарского побережья.

Тиллоттама даже отшатнулась.

— Во время войны мы жили у мужа старшей сестры в Тривандраме,- пояснил художник на том же языке.

— А я родилась около Нагеркойла, но родители давно переехали в Мадрас. Там я училась в школе танцев, но мама сильно заболела, и тетя взяла меня к себе в Бенгалию… но это уже неинтересно!

— Не смею настаивать, но мне интересно все, что касается вас.

— История эта длинная и грустная.

— Тогда скажите хоть, где вы живете сейчас?

— В Лахоре.

— Как в Лахоре? Вы пакистанка?- вскричал художник.

— Сейчас- да!

— И там вы замужем? Тогда как же… вы здесь одна?

— Я там не замужем, но здесь не одна,- резко ответила Тиллоттама, бросая взгляд на часики — жест, больше всего страшивший художника.

— Хорошо,я вижу,что утомил вас расспросами. Дайте мне вашу ладонь- ну, вот видите, знак анкабагра для управления слоном- признак королевского происхождения. Я не сомневаюсь, что на левой подошве у вас есть кружок, означающий, что вы рождены быть королевой,-шутил Рамамурти,стараясь развеять возникшее отчуждение.

— Не королевой я рождена, а рабыней,- нежданный надрыв прозвучал в ее словах, и она мгновенно переменила тон,- как все мы, индийские женщины… Но мне пора, сейчас стемнеет. Я снова благодарю вас, мой ученый друг, — она опять поклонилась, как артистка.

— Вы позволите мне считать себя вашим другом?

— Не знаю. Я скоро должна уехать.

— Но мы встретимся еще?

— Хорошо! Но не завтра. Может быть, через два дня, может, через три. Не делайте несчастного лица, я все равно не смогу. Хорошо, пусть в пять часов у льва, через два дня. Но если меня тогда не будет, тогда… тогда вы найдете записку в пасти льва. Вы умеете читать малаялам? Со лонг, как говорят англичане.

Рамамурти не успел опомниться,как остался один в пустом храме.Неясное чувство печали осталось у него от второго свидания с Амритой-Тиллоттамой,так не похожего на буйную радость первой встречи. У его новой знакомой чувствовалось несчастье, прикрытое радостью юного здоровья. Какое? Что могло омрачить жизнь такой красивой девушки, гордой найярки?

И Рамамурти пошел домой, стараясь припомнить все, что ему было известно о найярах.

Эти обитатели Малабарского берега, одни из наиболее культурных и просвещенных индийских народностей, сохранили древний матриархальный уклад общественной жизни. Пережитки матриархата, кроме них, известны лишь среди малых племен Индии, так называемых жителей холмов, а в других странах мира — еще у туарегов Сахары.

129