Лезвие бритвы (Иллюстрации Г. Бойко) - Страница 175

175

Время шло, и, чем ближе к завершению становилась статуя, тем больше тревожился Даярам. Уверенность в победе, наполнявшая его в начале работы, таяла с каждым днем. Страх все сильнее овладевал художником.

В окне показалась голова Тиллоттамы. Она собиралась купаться. Увидев, что Даярам курит у окна, она сделала призывный жест по-индийски пальцами рук, держа ладони от себя.Даярам выскочил в окно,и оба спустились по травянистому откосу.Луна всходила, посеребрив океан и легкую завесу туманных испарений, поднимавшихся от влажной, нагретой земли. Берег был безлюден, и размеренный плеск волн не нарушал первобытной тишины. Ничего больше не было во всем мире — Тиллоттама, он и океан. Рамамурти взял ее на руки, вошел с нею в воду и опустил, когда набежала волна. Тиллоттама поплыла. Он плыл рядом с ней, чувствуя, как уходят все сомнения, будто растворяются в океане. Слишком много рассуждений, зыбких и ускользающих.

Надо делать, собрав всего себя, всю волю. Таковы были древние мастера, знавшие главный секрет победы — неутолимое и непреклонное желание творить!

Но Тиллоттама? Он свершит свой путь служения людям, создав Анупамсундарту, а потом Тиллоттама понесет и дальше свою красоту в картинах или фильмах — не все ли равно. И его очередь помогать ей, как сейчас она помогает ему. Но вместе, вдвоем, пока есть и будет любовь, мимо теней прошлого, навстречу всем невзгодам и радостям или опасностям будущего!

Они вышли на берег. Туман скрыл дали и превратил берег в призрачный дворец с лабиринтом серебряных просвечивающих стен. Бронзовая Тиллоттама стояла в этом расплывчатом, неощутимом мире как единственная живая реальность, отчеканенная с ошеломляющей достоверностью. Дыхание его прервалось, когда он увидел ее глаза: они сияли, как звезды! Именно звезды, только сейчас Даярам понял смысл ставшего избитым сравнения, потому что глубокая даль виделась в их блеске, так же как и звезды неба сразу отличаются от всех других огоньков тем, что светят из бездонных глубин пространства.

Тиллоттама смотрела на Даярама и увидела его таким, как в первый раз в храме Кандарья-Махадева.

— Тама!… — Он упал на колени.

Тиллоттама хотела что-то сказать и задохнулась. После долгой тоски, после ревности Даярама,отчаяния неосуществленных стремлений радость желания потрясла ее до последних глубин ее существа. Короткие сдавленные рыдания вырвались у нее.

Только изредка в танцах, в моменты наибольшего вдохновения, Тиллоттама чувствовала такую чистую радость тела и свет души. Привыкшая к отчужденным, оценивающим взглядам художника во время его работы, к холодной замкнутости в мгновения, когда она тянулась к нему, она теперь перенеслась в мир осуществленных грез. Никогда не думала Тиллоттама, что страсть может быть так прекрасна, что совсем по-особенному зазвучат душа и тело в объятиях влюбленного, пламенея и возвышаясь от его поклонения.

Апсара Тиллоттама и его живая Тиллоттама стали для Даярама единым реальным образом той радости и силы, что люди зовут красотой.

Черные волосы Тиллоттамы разметались по песку, щеки пылали, припухшие губы шептали слова любви и благодарности.Преграда,долго разделявшая их,казавшаяся крепче железной стены, развеялась пустым дымом, как только разгорелось пламя настоящей любви.

«Это и есть наша Шораши-Пуджа»,- думала Тиллоттама,закидывая руки за голову.

«Неужели мы нарушили наш путь Тантры?» — думал Даярам, любуясь ею.

Туман рассеялся, море в первых бликах зари сделалось голубовато-серым, а песок- розовым. Тело Тиллоттамы на нем казалось темным,чугунным, изваянным из первозданной материи, глаза- колодцами тайны, полоска ровных зубов полуоткрытого рта- блестящей жемчужиной. Черные черты бровей оттеняли синеву вокруг век, гибкие руки были скрещены под затылком, груди высоко поднялись, а продольная впадинка посреди тела углубилась. Еще чище и чеканнее стали все его линии, отточенные порывом страсти. Эта новая красота была физически ощутима и для нее, на миг подумавшей, что лепить с нее статую надо именно сейчас. Даярам сел, обхватив руками колени. Так, значит, путь Тантры для них был не в обрядах Шораши-Пуджа,открывших друг другу их тела,но не сблизивших? Они сроднились на пути совместного творчества в жизни, пронизанной любовью и сдержанной страстью.

Им теперь не были страшны терзания «нижней» души — близость шла не через первобытную тьму, а по светлому лезвию ножа над всеми пропастями сердца, поднималась торжествующим цветком любви над темным и могучим естеством Земли.

На художника будто повеяло дыханием безбрежного океана вечности. Он понял, что в этой безвременной дали — только любовь и знание, только радостное и доброе, только чистое и светлое.

Все остальное не уносится вперед, продолжаясь в вечности, а осаждается в лоне мутной жизни, как в темных, полных тлена, тихих заливах моря.

Миллионы лет,кальпу за кальпой, океан слепой, бессмысленной жизни плещется по лицу Земли и бог знает еще скольких миров. Сотни тысяч лет существования полузверей-полулюдей продолжалось немое кипение страстей и темных мыслей, без возврата назад, без восхождения ввысь и вперед. Так и шли — не связанные с прошлым, не думая о будущем, исчезая в настоящем, как листок в порыве ветра. Но надо было совладать с тьмой в душе, пробиться сквозь нее, как это пришлось и ему в новую эпоху могущества человека, все еще находящегося в плену старой злобы.

Путь Тантры для Даярама оказался в точности подобным его творческому пути в создании Анупамсундарты.Так и должно быть! Тама- такая же! Все понимает, чувствует,часто опережая его своим более близким к матери природе и более тонким сознанием древней дравидийки, мудрой, проницательной, полной темного огня первозданных сил… «Боги, как я люблю ее!»

175