— Здоровое племя, разводит немного скота.
— Да, вот эта, передняя,- вздохнул Флайяно,- она имела бы успех!Ее вайтлс, как у американской дримгэрл, я думаю, 37-25-35 — это при росте 166…
— Неужели все понятие прекрасного стало сводиться к этим идиотским цифрам? — спросила Сандра.
— Вовсе нет, я ценю многое другое, и вы это знаете! — осклабился Флайяно. Сандра отвернулась, покусывая губы.
Леа сказала:
— Никогда не думала о вас так, синьор Флайяно! Вы мне казались настоящим героем в ваших фильмах!
— А теперь?
Леа промолчала.
Несложный ремонт «Аквилы» был уже закончен,когда Иво, Сандра, Леа и Чезаре вернулись в город. Моряки подружились с портовыми мастерами, и вернувшиеся из саванны нашли всю компанию в живописных позах под тентом на палубе, разучивающую под аккомпанемент двух гитар печальную португальскую песню «фадо» — тоска по родине.
Сразу же после прибытия на судно Иво удалился к себе в каюту, откуда вышел лишь к вечеру сильно пьяным. Леа и Сандра укрылись в каюте, а капитан с художником и лейтенантом занялись игрой «ма-цзян» в рубке. Чезаре вопреки обычаям своего поколения не любил алкоголя, и, как ни странно, оба моряка оказались с ним солидарны. Капитан утверждал, что настоящие люди пьют изредка, но как следует после какой-либо серьезной встряски, а щелканье рюмками по всяким пустякам к добру не приводит.
К счастью, ничего плохого не случилось, хотя Иво искал ссоры то с лейтенантом Андреа, то с художником.
На третий день,увидев присланные счета портовых сборов, Флайяно опомнился, взвыл от негодования и распорядился немедленно выходить в море.
Еще шестьсот миль до Фош-ду-Кунене- маленького поселка и сторожевого поста в устье реки Кунене, откуда начиналась запретная земля Юго-Западной Африки. Моряки решили идти от самой Луанды подальше от берегов, выжимая из моторов все, что они могли дать, и подойти к берегу. Поэтому, если соглядатаи и сообщили о выходе «Аквилы» береговым патрулям, то они не ждали бы яхту так скоро.
Содрогаясь всем корпусом, «Аквила» мчалась к жуткому Берегу Скелетов. Капитан и лейтенант без конца вычисляли и уточняли положение судна, проверяя его всеми возможными способами, ибо от точности подхода зависело все, включая и личную безопасность охотников за счастьем.
От Фош-ду-Кунене до Тигровой бухты (Тигриш-байндуш) и затем до Скалистого мыса (Роки-Пойнт) было всего 188 миль. Южнее Роки-Пойнта, вплоть до Палгрейва, на протяжении ста миль шел прямолинейный однообразный берег. Именно здесь, к югу от мыса Фрио, и была помечена на карте безымянная крошечная бухточка.
Ожидание нервировало весь экипаж «Аквилы», но каждый реагировал по-своему на приближающееся испытание. Флайяно без конца шагал по палубе, то напевая, то молча хмурясь. Чезаре и Леа готовили акваланги, так как становилось все более очевидно,что хозяин не в форме и роль водолазов-изыскателей придется выполнять им двоим. Сандра старалась кормить мужчин как можно лучше, а в свободное время садилась в угол кожаного диванчика рубки, разговаривая с капитаном и Андреа.
Во всю длину штурманского стола протянулась карта, по ней шел зеленый след линии движения «Аквилы».
Сандра очарованно смотрела на таинственное место, отмеченное красной черточкой. Близко подходили к ровной линии берега темно-голубые пятна глубин. В южном конце карты отчетливо выступал тупо закругленный мыс.
— Это уже близко от Кейптауна? — спросила она.
— О нет,- улыбнулся лейтенант, — это всего лишь мыс Крос, в восьмидесяти милях к югу от Палгрейва. От него еще восемьдесят миль до Китовой бухты, там городок и порт, центр района, единственный населенный пункт здесь и тот стоит на столбах…
— Зачем?
— Наводнения. Здешние сухие русла от дождей внезапно наполняются и превращаются в бурные потоки, низвергающиеся в океан.
— А от Китовой бухты сколько до Кейптауна?
— Вам, видимо, не терпится туда попасть? — пошутил капитан.
— Да, не терпится,- серьезно подтвердила Сандра.
— Ну, если так,- лейтенант извлек мелкомасштабную карту и развернул ее, — видите?
— Ой, это далеко!
— Примерно миль семьсот-восемьсот. Хотите, сейчас скажу точно?
— Зачем? Я и так вижу- суток трое пути… А где здесь совсем запретная зона, где алмазы?
— Смотрите. От Китовой до мыса Консейпшен миль пятьдесят, а дальше все вплоть до устья реки Оранжевой. Приходится стеречь берег. В одной бухте здесь в 1954 году нашли два гнезда алмазов. В одном взяли пятьдесят пять тысяч каратов, в другом — восемьдесят тысяч, и было подозрение, что под водой залегают такие же гнезда. Неудивительно, что скоро они на пушечный выстрел не будут подпускать сюда аквалангистов.
— Сколько же это миль?
— От Консейпшена до Людерица,- ноготь лейтенанта отмечал точки карты,- сто шестьдесят миль, и отсюда до Оранжевой еще почти столько же.
— Следовательно, около шестисот километров, которые могли бы насытить мир алмазами! И никому до этого нет дела! Где же Объединенные Нации, всякие там международные комиссии?
Лейтенант так презрительно махнул рукой, что Сандра рассмеялась.
— Что-то есть очень неправильное в нашей всей цивилизации,и она катится под уклон, как бы там мы не похвалялись перед красными,- грустно сказала Сандра, — главное — это ложь, лицемерие.
— Наследие девятнадцатого века- свойственная всем нам вера в слова.Когда-то слово было словом чести, правды для феодальной аристократии, для купечества. Для престижа это было необходимым элементом общественных отношений. А теперь слово больше вообще не будет ни для кого убедительным. Это серьезный моральный кризис, назревающий в нашей цивилизации. Противно становится жить, теряешь цель и смысл.